Какие имена на Руси считались смешными и неприличными, а сегодня - популярны?

Представьте, что ваш паспорт, диплом и трудовая книжка — это одно-единственное слово. Оно сообщает незнакомцу, откуда вы родом, можно ли вам доверять с деньгами и стоит ли с вами раскланиваться. В России позапрошлого века этим словом было имя. Оно работало точнее любого документа.

Утро в деревне 1880-х. Петухи не умолкли, а дети уже носятся по пыльной улице. Одна девочка, поправляя платок, зовёт подругу: «Фёкла, беги скорей!» Другая кричит через забор: «Марфа, мать кличет!» Для них эти имена — такая же естественная часть пейзажа, как запах печного дыма или скрип колодца. Они ещё не знают, что спустя полтора столетия их имена будут казаться музейными экспонатами.

Имя как униформа

В дореволюционном обществе к имени подходили практично. Это был социальный маркер, нашёптывающий ваше место в иерархии с первого же представления. Дворянские дочери получали имена Елизавета, Анна, Ольга — благозвучные, с европейским шармом. Крестьянская девочка, названная Анной, вызывала бы недоумение. Словно она надела барскую шляпку — не по чину.

Формально выбор ограничивали святцы. Священник предлагал имена святых, чья память приходилась на день рождения или крещения. Но даже внутри этого церковного календаря действовали жёсткие, неписаные правила. Крестьяне интуитивно обходили «царские» или слишком пышные имена. В ходу были Фёклы, Матрёны, Евдокии. Просто, привычно, без претензий. Родители словно готовили детей к жизни в их сословии — без лишних иллюзий.

С мужскими именами картина была аналогичной. Имена Богдан, Прохор, Савелий идеально вписывались в деревенский труд и быт. Но в аристократической гостиной Петербурга они резали слух. Дворянин должен был носить имя Александр, Николай, Владимир — оно звучало солидно, по-государственному. Представить графа Потапа было так же невозможно, как увидеть его за плугом.

История Фёклы, которая стала Зинаидой

Судьба жены поэта Николая Некрасова — готовый сюжет для романа о силе и слабости имени. Девушка из крестьянской семьи при крещении получила имя Фёкла. Оно было её естественной средой, пока жизнь не столкнула её со столичным литературным кругом. В этом обществе простецкая «Фёкла» становилась проблемой. Она безжалостно указывала на происхождение, которое в высшем свете предпочитали скрывать или облагораживать.

Решение было радикальным: поэт переименовал возлюбленную в Зинаиду. Новое имя звучало мягче, светлее, соответствуя тому статусу, который он ей хотел дать. Для самой женщины это стало больше, чем сменой вывески. Это был акт переписывания биографии, попытка стереть прошлое и начать с чистого листа. Ирония в том, что со временем имя Зинаида, бывшее когда-то признаком утонченности, стало массовым и привычным. Имена, как и люди, путешествуют во времени, теряя и набирая социальный вес.

Как разговорная речь ковала фамилии

Длинные церковные имена редко сохраняли первоначальную форму в народной среде. Их обтачивала повседневность, делая короче и удобнее. Анастасия превращалась в Настасью, Пелагея — в Полю, Агафья — в Гашу. Это было не искажение, а естественная работа живого языка, его стремление к эффективности.

Иногда прозвища полностью вытесняли данные при крещении имена и закреплялись за семьёй на поколения. Человека могли прозвать Хмара за суровый нрав, Левощ — если он был левшой, или Кривой — по внешнему признаку. Дети наследовали эти прозвища, которые постепенно превращались в фамилии. Так появились Толстые, Кривовы, Беляевы — каждая фамилия хранила память о далёком предке, его характере или внешности.

Жестокая мудрость имён-оберегов

Самая трудная для понимания современным человеком практика — наречение детей именами с отрицательной приставкой. Некрас (некрасивый), Нелюб (нелюбимый), Невзор (незрячий), Неждан (нежданный). Сегодня это выглядит как жестокость. Но логика предков была иной, основанной на суеверном страхе.

Считалось, что такое имя может обмануть злые силы, внимание которых было смертельно опасно для младенца. Нарекая ребёнка «Неждан», родители как бы говорили недобрым духам: «Мы его не ждали, он неважен, пройдите мимо». Это была не издевка, а отчаянная попытка защитить дитя от сглаза и болезней в мире с высокой детской смертностью. Даже нейтральное сейчас имя Вадим произошло от глагола «вадити» — сеять смуту или клеветать. Вряд ли кто-то желал такой судьбы для сына, но имя прижилось, постепенно утратив первоначальный негативный смысл.

Возвращение забытых имён: почему это происходит

Сегодня мы наблюдаем обратный процесс. Родители, уставшие от однообразия — бесконечных Софий, Максимов, Артёмов — сознательно ищут способы подчеркнуть индивидуальность ребёнка. Взгляд закономерно обращается к архивным спискам. Имена Агафья, Архип, Ульяна, Гордей, Степан больше не несут сословного клейма. Напротив, они ассоциируются с исторической памятью, крепкими корнями, особым вкусом родителей.

Картина на современной детской площадке порой напоминает кадр из исторического фильма. Мама зовёт: «Савватий, пора домой!» или «Пелагея, отдай лопатку!». Есть в этом своя глубокая правда — связь времён, насильственно разорванная в прошлом веке, потихоньку восстанавливается. Порой это создаёт забавный диссонанс, когда ребёнок в умных часах и с беспроводными наушниками отзывается на имя «Афанасий».

Источник: Дзен.