Почему дети отдаляются и как принять эту боль

Писательница Дина Рубина как-то задала вопрос, который проникает в душу глубже любого ножа: «Так ли плохи наши дети, которые уделяют нам меньше внимания, чем мы хотим?» Он бьет точно в цель, потому что разбивает в пух и прах наш родительский негласный договор с жизнью: я отдаю тебе все, а ты мне вернешь это сторицей в старости.

С детьми этот закон не работает. Парадокс в том, что чем больше души, времени и сил мы в них вкладываем, тем самостоятельнее и независимее они становятся. И тем горше нам потом осознавать, что их мир теперь — это мир движения, а наш все чаще — мир ожидания.

Дело не в черствости.

Дело в том, что человек в двадцать, тридцать, а то и в сорок лет психологически не живет с мыслью о конечности. Он бессмертен по умолчанию. Смерть для него — что-то из новостей или кино, абстрактное и не имеющее к нему прямого отношения. А значит, и старение его родителей — словно сюжет из параллельной реальности, который можно отложить «на потом».

Когда отец говорит, что у него нет сил, сын слышит «я устал на работе». Когда мать говорит о пустоте в доме, дочь думает «надо чаще звонить маме», но не «моя мама стареет, и ей одиноко угасать».

Как говорил Фрейд, настоящая зрелость начинается с принятия факта собственной смерти. Вот почему после пятидесяти нам уже не так важны новые гаджеты или дорогие вещи. Куда ценнее — затянувшийся разговор за чаем, смех внука, простое присутствие родного человека. И это понимание, увы, приходит к нашим детям позже. Часто — тогда, когда они сами увидят в зеркале не свое отражение, а взгляд собственного постаревшего отца.

Страх как барьер: почему дети отводят глаза

Это, пожалуй, самая тяжелая для принятия правда. Иногда самое большое безразличие — это не действие, а его отсутствие. Это избегание.

Молодой человек подсознательно отказывается замечать, как сгибается спина отца или как все чаще забывает простые слова мать. Не потому что он бесчувственный, а потому что ему страшно. В лице стареющего родителя он впервые вглядывается в свое собственное будущее. В морщинах матери — видит неизбежность своих грядущих лет.

Для того, кто мчит на всех парусах и считает, что весь путь впереди, такое зрение невыносимо. Вот почему дети порой отстраняются — пропускают звонки, реже приезжают, погружаются с головой в работу. Они не потому что не любят. Они потому что не знают, что с этим страхом делать. Они не готовы видеть вашу слабость, слышать старческую дрожь в голосе, осознавать, что когда-то придется держать вашу руку, прощаясь навсегда.

Любовь с запозданием: они вернутся. Но не ногами, а сердцем.

В этом и заключена вся человеческая драма отношений отцов и детей. Любовь — это не всегда звонки по расписанию и воскресные визиты. Иногда она живет глубоко в подсознании, как мелодия, которую включат много лет спустя, когда в их собственном доме вдруг станет так же тихо, как сейчас в вашем.

Когда человек впервые на своем опыте сталкивается с угасанием родителей, в его душе что-то переламывается. Вдруг приходит простое и жестокое откровение: ни один карьерный взлет, ни одна высокая цель не заменит простого человеческого тепла и возможности просто быть рядом.

Она пробивается сквозь толщу лет, усталости, собственных амбиций и родительских обязанностей. Они вернутся. Все возвращаются. Пусть не в ваш физический дом, но в дом вашей памяти, в то пространство в их сердце, которое вы всегда занимали.

И в один далеко не самый веселый вечер, когда в их собственном доме станет непривычно тихо, они вдруг поймут. Поймут ценность вашего терпения, услышат эхо вашего смеха, почувствуют тепло ваших рук. И осознают, что то, что когда-то казалось им обыденностью и фоном их жизни, и было самой чистой, безусловной и настоящей любовью.