101-летняя жительница Мурома приехала в Санкт-Петербург на юбилей снятия блокады

Ефросинья Владимировна Сумник, которой исполнился 101 год, мечтала побывать на празднованиях 80-летия освобождения Ленинагра от фашисткой блокады. Она - ветеран Великой Отечественной войны, прошла блокаду Ленинграда. Ее сын написал в соцсети губернатора Санкт-Петербурга Александра Беглова, чтобы он помог организовать поездку. И вот мечта женщины сбылась!

Воспоминаниями отважной женщины-ветерана поделилась в своих аккаунтаз соцсетей её земляка, председатель Законодательного Сорания Владимирской области Ольга Хохлова:

- Раннее детство прошло на Смоленщине, в небольшом посёлке – бывшем поместье помещика Назимова, в котором была школа, больница, церковь. Это было очень красивое место с громадным озером. Мама преподавала в этой школе литературу, а в 1920-е годы была в ней директором, папа – физику. В 1940 году я поступила в Ленинградский педагогический институт имени Герцена. На физмат. В июне 1941-го сдаём экзамены за 1-й курс. 22 июня сдавали экзамен по политэкономии, я получила оценку "хорошо". Надо было бы радоваться, но я пошла в военкомат. Мы все рвались на войну. Бегом бежали на верную смерть. Сутками стояли у военкоматов. Годы себе прибавляли. Но мне-то уже было 18 и я попала в комсомольский полк. Мы-то рвались на передовую, я не была исключением, потому что мама с папой погибли дома под бомбёжкой. А нас загнали на крыши. Тушить пожары во время бомбёжек. Сейчас про нас говорят: «Ну, какие-то пожарники». А мы были не пожарники. Мы были смертники. У нас не было ни машин, ни обмундирования. Обливают водой и посылают на крыши ленинградских домов. Все бежали в бомбоубежища, а мы – на крыши. У нас была 15-я рота, 2-й взвод, дислокация на Невском проспекте напротив Гостинного двора. И в эти страшные ночи и дни, когда летели снаряды и падали дома, мы должны были сидеть на крышах и сбрасывать зажигалки. Сначала брали их щипцами, а потом руками приспособились. И тушили возгорания. Зажигалки безобидные. Такие маленькие бомбочки, которые шипят и разбрызгивают огонь. Но они сыпались вместе с фугасками. А фугасные бомбы разносят всё. Сметали крыши, сметали дома. Такая была у нас работа, поэтому наших осталось в живых очень мало. Вот такие мы были «пожарники». И первоначально было так страшно, что в головах вертелась только одна мысль: «Хоть бы скорей убило». В феврале 1942 года нас вызвали в Смольный и объявили, что есть более ответственная работа, чем с бомбами воевать. И перебросили на Ладожское озеро. Там принимали эвакуированных из Ленинграда через Ладожское озеро. Иногда приходили машины с полностью окоченевшими трупами, потому что зима 42-го была очень суровая, а ладожская трасса была 40 километров. И выжить в таких условиях голодным ленинградцам было очень сложно. Для меня было самое страшное, когда окоченевшие женщины прижимали живых грудных детей. И мы их принимали, сортировали живых и мёртвых. Ну не было минуты, чтобы не было грохота. Бомбы, снаряды, всё рушится, рвётся, людей разрывает на куски. Война – это же производство фарша из человеческих тел. Были редкие-редкие минуты тишины. Я не видела Курскую дугу, Сталинградских руин. Я видела руины и трупы Ленинграда...