Ранее на Руси эти имена были неприличными и смешными, а теперь ими называют детей

Представьте себе утро в русской деревне позапрошлого века. Одна девочка, поправляя платок, кричит подруге: «Фёкла, беги скорей!» Другая через забор зовёт: «Марфа, мать кличет!». Третья, Акулина, просто заливается смехом — ей нравится, как её имя гуляет эхом по утренней тишине.

Сейчас эти имена кажутся диковинкой, музейным раритетом. А тогда они были вашим пропуском в мир или крепким забором, который его отгораживал. Всего одно слово — и уже ясно, кто ты, откуда и как с тобой говорить.

Анна — не для крестьянского поля

В дореволюционной России к имени подходили без сантиментов: тогда они служили чётким социальным маркером. Дворянским дочерям доставались Елизаветы, Анны, Ольги — благородные имена с европейским лоском. Если бы в деревне встретили крестьянку Анну, на это смотрели бы как на чудачество, словно она надела барскую шляпку — не по чину.

Формально имена давали по святцам. Но и здесь народная мудрость вносила свои коррективы. Крестьяне интуитивно обходили «барские» и слишком вычурные имена. В ходу были свои, проверенные — Фёклы, Матрёны, Евдокии. Просто, надёжно, без затей. Родители словно с рождения готовили детей к их доле — без лишних вопросов и амбиций.

С мужскими именами — та же история. Богдан, Прохор или Савелий были своими в мире боронин и пахотных полей. Но в гостиной петербургского аристократа они звучали бы дико. Дворянин должен был носить имя с размахом — Александр, Николай, Владимир. Оно звучало весомо, по-государственному. Представьте князя Потапа — звучит как шутка, не правда ли?

Как Фёкла перевоплотилась в Зинаиду

Ярче всего эта граница видна в судьбе жены поэта Николая Некрасова. Девушка из простой семьи при крещении получила имя Фёкла. Жила, ни о чём не задумываясь, пока судьба не столкнула её со столичным литературным кругом. Здесь её имя резало слух, как серп. Оно кричало о происхождении, которое в высшем свете было лучше скрывать.

Некрасов нашёл выход: он просто переименовал возлюбленную. Фёкла стала Зинаидой. Новое имя ложилось на слух мягко, звучало изящно и соответствовало новому положению. Для самой женщины это, наверное, было настоящим перерождением. Смена имени стала попыткой стереть прошлое и начать жизнь с чистого листа.

Забавно, что со временем имя Зинаида, бывшее когда-то символом утончённости, стало самым что ни на есть обыденным в советскую эпоху. Так и кочуют имена сквозь время, то поднимаясь на социальный Олимп, то спускаясь в народ.

Как прозвища врастали в фамилии

В народной речи длинные, торжественные имена долго не жили. Их обкатывала повседневность, превращая в нечто удобное и своё. Анастазия укорачивалась до Настасьи, Пелагея — до Поли, Агафья — до простой Гаши. Это было не уродование, а естественная жизнь языка.

Случалось, что прозвища намертво прилипали к человеку и наследовались его детьми и внуками. Могли прозвать Хмарой за угрюмый нрав, Левощем — если был левшой, или Кривым — по внешнему признаку. Постепенно эти меткие прозвания становились родовыми — так появлялись Толстые, Кривовы, Беляевы. За каждой такой фамилией — забытая история далёкого предка.

Имена-обереги: Некрас и Нелюб

С приходом христианства древние славянские имена — Лада, Ярило, Велес — стали уходить в прошлое. Церковь насаждала византийские имена из святцев. Люди принимали их не сразу, новое имя часто было чужим и непонятным.

Особая история — имена с отрицательной приставкой, которые сегодня кажутся жестокими. Некрас (некрасивый), Нелюб (нелюбимый), Невзор (незрячий), Неждан (нежданный). Современному человеку не понять такой выбор. Но у предков была своя, пугающая логика. Считалось, что такое имя способно обмануть злые силы. Называя младенца «Неждан», родители как бы отводили от него беду: «Мы его не ждали, он неважен, пройди мимо». Это была отчаянная попытка защитить дитя от сглаза и болезней.

Даже, казалось бы, нейтральное сейчас имя Вадим долго имело дурную славу. Оно произошло от слова «вадити» — сеять смуту, клеветать. Вряд ли кто-то желал сыну такой участи.

Возвращение Акулин и Савватиев

Сегодня всё перевернулось с ног на голову. Родители, уставшие от бесконечных Софий, Максимов и Артёмов, ищут способ выделить своего ребёнка из толпы. Взоры всё чаще обращаются к пожелтевшим спискам имён. Агафья, Архип, Ульяна, Гордей, Степан — эти имена больше не пахнут деревней. Теперь они пахнут историей, индивидуальностью и особым вкусом.

Картина на современной детской площадке порой напоминает сцену из исторической хроники. Мама зовёт: «Савватий, домой!» или «Пелагея, не дерись!». В этом есть своя магия — связь времён, когда-то разорванная, потихоньку срастается. Иногда это выглядит немного странно, особенно когда ребёнок в умных часах и наушниках оборачивается на имя «Афанасий».

Имя — больше, чем просто слово. То, что вчера было клеймом, сегодня становится изюминкой.